Культурный эксперимент [=Бог Курт] - Альберто Моравиа

Курт. Снимите наручники и повязку. (Охранники выполняют его приказание).

Саул (осматривается, узнает Курта, восклицает без удивления, вяло и безнадежно). Курт!

Курт. Да, Саул, это я, именно я, Курт.

Саул. Ты здесь? Но где мы? Что это такое?

Курт. Это лагерный театр. Там партер, публика. Мы на сцене.

Саул. Но мы…

Курт. Ты хочешь сказать: «Что ты тут делаешь?» Ты прав, Саул. Итак, я — комендант лагеря.

Саул. Комендант лагеря. Но ты же был тогда яростным противником…

Курт. Говори, говори, не бойся: яростным противником нацизма. Это верно. Но потом я тоже нашел свою дорогу к Дамаску. Прозрение, эх, эх! Я тоже был обращен. А точнее, вскоре после того, как тебя арестовали. И вот теперь я тут, Саул, комендант лагеря.

Саул. Ты — комендант лагеря. Так что же ты медлишь и не исполняешь свой долг?

Курт. Интересно, а в чем же заключается по-твоему мой долг?

Саул. Я восстал. Твой долг, следовательно, наказать меня, то есть, как вы говорите, ликвидировать.

Курт. Успокойся, Саул, никто не собирается тебя ликвидировать.

Саул, Может быть, тебя плохо информировали?

Курт. Ты не восставал. Ты всего лишь дал необходимые предпосылки для этого представления.

Саул. Не понимаю. Какого представления?

Курт. Я велел привести тебя сюда, Саул, потому что ты актер. И я хочу, чтобы в качестве актера ты участвовал в одном культурном эксперименте в этом лагере.

Саул. Культурный эксперимент? Но что это за эксперимент?

Курт. Исполнение «Эдипа-паря» Софокла.

Саул. «Эдип-царь»? Но мне никто ничего не сказал. У меня не было текста, я не видел других актеров, не знаю режиссера, не был на репетициях, я никак не подготовлен к этому. Что все это означает? Не сошел ли ты, случаем, с ума?

Курт. Не повышай голос, Саул. Наверное, ты не до конца понимаешь, кто ты на самом деле.

Саул. Конечно, понимаю — заключенный.

Курт. А что такое заключенный?

Саул. Горе — вот что такое быть заключенным, горе.

Курт. Нет, Саул, заключение — это не горе или во всяком случае, горе — это не главное, что отличает его. Я тоже могу быть исполнен горя, может быть, даже очень страдаю. И все же я не заключенный. Нет, Саул, заключенный — это предмет.

Саул. Предмет? А почему не отброс, обломок, отребье?

Курт. Конечно, ты вправе в какой-то мере так называть своих товарищей здесь в лагере. Это действительно человеческое отребье. Но ты, Саул, в отличной форме, у тебя цветущий вид, поэтому ты не отребье, а предмет.

Саул. Хорошо сохранившийся.

Курт. Именно так, Саул. Ты хорошо сохранившийся предмет и именно потому, что ты предмет, у тебя нет имени, а есть номер, который и был выжжен у тебя на руке. Покажи руку, Саул.

Саул пристально смотрит на Курта, поднимает рукав и показывает выжженный на руке номер.

Курт. Видишь, Саул, ты предмет и отличаешься от других подобных тебе предметов только номером. Ты предмет, пойми это, и я, комендант лагеря, могу сделать с тобой все, что захочу. Так, например, я временно возвращаю тебе твое первоначальное качество человека и так же временно позволяю этому человеку, то есть тебе, быть тем, кем ты был прежде, — актером. Но это все, Саул, совсем все.

Саул. Предмет! Но предметы не действуют, а находятся там, куда их помещают. Так скажи мне, где я должен быть: здесь, там или еще где-нибудь?

Курт. Я уже сказал, что от тебя требуется: от тебя требуется, чтобы ты исполнил роль Эдипа в трагедии Софокла. С похвальной профессиональной добросовестностью ты пожалел, что у тебя не было возможности как следует подготовиться. Можно подумать, что это так. На самом деле не так. Все предусмотрено и подготовлено для того, чтобы у нас получился великолепный спектакль.

Саул. Но каким образом? Еще минуту назад я ничего не знал об этом.

Курт. Повторяю: речь идет о спектакле в каком-то смысле экспериментальном. «Эдип-царь» послужит нам лишь отправной точкой. Спектакль только в основных чертах будет следовать греческой трагедии, это верно, но во многом отойдет от нее, особенно в конце. С другой стороны, тебе не дали текст для того, чтобы ты выучил роль, и не было репетиций, потому что здесь достаточно знать сам миф об Эдипе. Все остальное мы будем импровизировать по мере того, как этот миф будет раскрываться на этой сцене. Короче, Саул, мы будем играть «Эдипа» и в то же время будем обсуждать его в присутствии публики. В этом исполнении, которое будет сочетаться с обсуждением, и будет заключаться культурный эксперимент.

Саул. Я понял. Речь идет, как говорят у нас в театре, об игре по наитию.

Курт. По наитию?

Саул. Да, импровизируя. Ты сам только что употребил это слово.

Курт. Да, я употребил, но наверное, ошибся. На самом деле мы будем не импровизировать, а играть роли, от которых невозможно будет отойти даже на миллиметр. Ты — Эдип и теперь уже не можешь быть никем иным. Именно Эдип и никто другой. Я — Рок и уже не могу быть никем иным.

Саул. Рок?

Курт. Ах, я забыл предупредить тебя, что придумал персонаж, которого в трагедии Софокла нет, — Рок. Этот персонаж как бы воплотит в себе двух действующих лиц Софокла — Тиресия и пастуха. Ведь если разобраться, разве эти персонажи не являются персонификацией Рока. Так что стоит убрать их и сконцентрировать в роли Рока. Итак, я — Рок, Саул. Твой Рок.

Саул. Я могу быть только Эдипом, ты можешь быть только Роком… Не понимаю.

Курт. Тут нечего понимать — это так и все.

Саул. Скажи мне хотя бы, что я должен делать. Когда я еще был человеком, а не предметом, я часто играл в спектакле «Эдип-царь» в нашем городском театре, исполняя роль царя. Думаю, что помню стихи из моей роли. Хочешь, прочитаю начало?

О деда Кадма юные потомки!Зачем сидите здесь у алтаря,Держа в руках молитвенные ветви,Меж тем как весь наш город стенаниямиНаполнен, и молениями и стоном?

Курт. Нет, нет, нет, Саул, не надо читать никаких стихов. Я же сказал, что хоть ты и Эдип и не можешь быть никем иным, кроме Эдипа, ты не должен исполнять роль так, как она написана в трагедии Софокла, а должен импровизировать ее. И первое, что надо сделать, переодеться, я надел на свой мундир коменданта лагеря плащ Рока. Теперь ты должен надеть поверх своего костюма заключенного тунику Эдипа. Эй, костюм для Эдипа! (Входят двое охранников с простыней и париком точно таким же, как у Курта. Одевают парик на голову Саула, набрасывают на него простыню, уходят).

Курт. Теперь ты настоящий Эдип. Можем начинать.

Саул. Я чувствую себя неловко. Я — Эдип, но не должен читать стихи из роли Эдипа. Что же я должен делать? Где трагедия? Где спектакль? Скажи мне, что я должен делать?

Первый офицер. Заключенный прав. Мы здесь уже целый час, а трагедия ни на шаг не продвинулась вперед.

Курт. Тихо, господа, тихо. Трагедия не только намного продвинулась вперед, но даже дошла, так сказать, до апогея. Вы этого не заметили, но трагедия уже на середине.

Третий офицер. Партайгеноссе Курт, вы говорите загадкам.

Курт. Когда речь идет об «Эдипе», загадки мне кажутся вполне уместными.

Первый офицер. Мы — публика. На любом театральном представлении публика должна понимать, что происходит на сцене.

Курт. Поймете, узнаете в свое время. Особенно ты, Саул, ты единственный, кто должен действительно понять, иначе ты окажешься прав: трагедия не пойдет дальше. Итак, Саул, что ты понял сейчас?

Саул. Я понял одну вещь.

Курт. Какую?

Саул. Может предмет высказать свое мнение о сюжете?

Курт. Конечно, может.

Саул. Я понял, что, к счастью, несмотря ни на что, ты остался тем Куртом, каким был когда-то.

Курт. То есть?

Саул. И прежде ты нередко вызывал меня на откровенность. Во имя дружбы. Теперь я могу позволить себе откровенность по другой причине. Мне нечего больше терять, просто нечего. Вот и послушай: ты остался тем же страстным идеологом, тем же наивным теоретиком, тем же человеком, витающим в облаках, каким был прежде.

Курт. Да, Саул. В наших спорах, ты всегда был реалистом, рассудительным, здравомыслящим человеком. Я же, напротив, был мечтателем, романтиком, мистиком. Это правда.

Саул. Ты был умнее меня, и я восхищался тобой. Но в то время я был ближе, чем ты, к повседневной, жалкой реальности жизни. Может быть, потому что у тебя не было никакой профессии, ты не работал, ограничивался только теоретизированием, фантазированием. В то время как у меня была профессия, были цели, какие-то горизонты, отточенная техника.